Хенджин смотрит в небо. Хенджин смотрит на свои руки. Хенджин смотрит перед собой и везде видит одно и то же: поблескивающие звезды.

Хенджин слушает чернильно-синее небо, но не слышит, о чем те звезды говорят. Зато слышит голос, не свой - Феликса - и дважды касается его щеки рукой, прежде чем понимает значение слов.

Трава под ногами влажная, ибо день оставляет сумеркам слезы; туман пробирается под кофту липкими прикосновениями, заставляя передернуться и прижать Феликса к себе ближе.

Феликс прижиматься не хочет. Вытягивает руку над головой, показывает пальцем туда, где у Хенджина рисуется необъятная бесконечность. Хенджин наверх смотреть не хочет, смотрит на феликсовы веснушки да в глаза темные, в которых те же звезды отражаются. Они ближе, их можно рассмотреть вот прям так, только за подбородок пальцами взять и к себе повернуть.

Почти на краю Вселенной (на самом деле, на обрыве у края дремучего леса) ветер раздувает белые волосы Феликса, взъерошивает да обратно укладывает бережно, словно плетет из них слои бытия. Хенджину нравится наблюдать, но ощутить бытие хочется прямо здесь и сейчас, желательно приложив усилия к его созданию. Поэтому пальцы вплетаются сначала в длинную челку, убирая ее со лба, чтобы звезды-веснушки открыть свету тех звезд, что повыше; а потом на затылок ложатся, и феликсовы губы становятся близко-близко.

Хенджин слышит в биении не свое - но его. И нет ощущения отделимости, просто есть здесь и сейчас, в котором он и Феликс, и все вокруг вместе с травой холодной и звездами - одно.

- У меня черные, у тебя - белые, - бросает Хенджин обыденную фразу, а в ответ получает улыбку.

- Инь-ян, - одними губами проговаривает Феликс и дышит в шею. Прижать его к боку Хенджину удается. Спрятать замерзший нос в вихрах на макушке - тоже.

“Все меняется”, - сказал Феликс до этого, и в висках фраза пульсом бьется. Но отчего-то совсем не тревожно. На чернильном небе всплывают осветленные кляксы, подсвеченные просыпающимся солнцем. И это одно из подтверждений. А значит после ночи будет рассвет.

Без звезд не плохо. Солнце сияет ярче. В точно такой же в их с Феликсом на двоих единой бесконечности.