В воспоминаниях папа говорит, что неважно, парень или девушка - любишь так люби, а в штаны к другим не надо лезть.
Я спрашиваю, что почитать, и папа дает мне "Левую руку Тьмы": "Она, правда, на постарше, но тебе должно понравиться".
Папа покупает диск на одну из зарплат и заслушивает PPK - Resurrection, а я, уже втягиваясь в любовь к электронике, думаю, что папа слушает классную музыку.
Я забываю, что у меня Джен Эйр в колонках, а не в наушниках, и жутко пугаюсь, что он слушает текст "Сваи", а он говорит, что ему пофиг, главное, чтоб мама не слышала.


Папа просит денег снова и снова, снова и снова, я злюсь, жалею, ухожу гулять, к Алёне, к Никите, к Юле, возвращаюсь и снова не могу попасть в квартиру. Спит, не слышит.

Папа говорит о том, о чем просит не рассказывать никому в жизни, и я не расскажу, потому что это его величайшая боль.

Даже когда я вспоминаю "плохое", оно не ощущается таковым; эмоции ушли, остались лишь данности и воспоминания с тем, что сделало меня мной [всë].

Мы идем гулять на гору, и папа рассказывает, как в детстве они на камнях играли в самодельных солдатиков, наверченных из проволоки, и учит меня делать таких же.

Если мама научила меня выживать на физическом, папа научил чувствовать, знать, что, мне нравится и что нет.

Хорошо, что он был такой.

Наверное, уж он-то понял бы все мои выборы: кто я, где я и с кем я.